“Хазарский словарь” Милорада Павича

По мере чтения я ловил себя на том, что листаю страницы назад и вперед, ищу связанные статьи, делаю пометки на полях. Мне казалось, будто я раскручиваю старинный глобус, пытаясь отыскать затерянное царство. Эта книга пришла ко мне в тот момент, когда хотелось встряхнуть свое восприятие литературы, выйти за рамки привычного. И «Хазарский словарь» оказался идеальным спутником в этой интеллектуальной авантюре. Он не просто удивил — он заставил иначе взглянуть на то, чем может быть роман.

• Автор: Милорад Павич (Сербия)

• Название: «Хазарский словарь. Роман-лексикон в 100 000 слов»

• Первое издание: 1984 год (на сербском языке)

• Перевод на русский: впервые опубликован в конце 1980-х

• Жанр: постмодернистский роман, магический реализм, экспериментальная проза

• Форма: словарь (энциклопедия) с нелинейным повествованием; три части (христианская, исламская и иудейская версии истории)

• Особенности: существует в двух версиях текста — «мужской» и «женской», отличающихся одним абзацем

• Историческая основа: легенда о выборе религии правителями Хазарского каганата (VIII–IX вв.)

• Объём: ~400 страниц (в русском переводе)

«Хазарский словарь» не похож на обычный роман — у него нет линейного сюжета, который разворачивается главу за главой. Вместо этого перед нами словник, сборник статей, как будто из энциклопедии или старинного справочника. Эти статьи посвящены загадочному народу хазар и связаны с так называемой «хазарской полемикой» — легендарным диспутом о выборе новой веры для каганата. По преданию, хазарскому правителю приснился смутный сон, и чтобы понять его значение, он пригласил мудрецов трёх великих религий (христианства, ислама и иудаизма). От их ответов зависело, какую веру примет весь народ хазар. Эта историческая завязка — реальный факт, о котором упоминают летописи, — становится отправной точкой для удивительной литературной игры Павича.

Роман построен из трёх разделов, условно называемых Красная книга, Зелёная книга и Жёлтая книга. Каждый раздел — это взгляд на историю хазар с точки зрения одной из традиций: христианской, исламской или еврейской. Внутри разделов мы находим десятки статей-биографий, легенд, отрывков манускриптов и сновидений, связанных перекрёстными ссылками. Один и тот же персонаж может появляться в разных статьях каждого раздела — но каждый раз в ином свете, в иной интерпретации. Например, фигура хазарской принцессы или учёного-монаха перекликается из части в часть: в христианском источнике она святая, в исламском — колдунья, в еврейском — вовсе призрак из легенды. Таким образом, перед читателем постепенно вырисовывается мозаика из противоречивых рассказов. Нет единой версии правды — есть множественность перспектив.

Читать «Хазарский словарь» можно в любом порядке. Можно открыть на любой букве и следовать ссылкам, как в интернете, переходя от одного понятия к другому. Можно пытаться читать подряд от начала до конца — но даже так линейности не выйдет, ведь хронология сознательно перемешана. Мы перемещаемся во времени: от Средневековья, где происходит судьбоносная полемика, к XVII веку, где учёные составляют тот самый словарь, и далее к XX веку, где современные исследователи пытаются разгадать тайны хазар. Эта нелинейность рождает особое ощущение: словно бродишь по лабиринту библиотеки, вытаскивая то одну, то другую книгу с полки, и постепенно понимаешь, что все они говорят об одном и том же, просто разными языками.

Важно отметить, что «Хазарский словарь» издан в двух версиях — мужской и женской. В них почти полное совпадение текста, кроме буквально нескольких строк в одном абзаце, но эти разные издания намекают: даже книга может иметь «мужское» и «женское» лицо, альтернативные прочтения реальности. Эта игривость Павича — ещё одна часть головоломки, предоставленной читателю. Однако не волнуйтесь: какую бы версию вы ни нашли, суть истории от этого не изменится.

Самая бросающаяся в глаза особенность книги — её структура. Павич создал роман в виде словаря, тем самым бросив вызов традиционному повествованию. Статьи в «Хазарском словаре» расположены как энциклопедические записи: по алфавиту и по принадлежности к одному из трёх источников. Каждый читатель сам решает, в каком порядке знакомиться с этими фрагментами. Это напоминает чтение гипертекста: как будто перед нами сайт с множеством ссылок, где можно кликнуть на интересующее слово и тут же перейти к соответствующей статье. Не случайно литературные критики называли этот роман «победоносным вторжением гипертекста в литературу» и даже «компьютерной Одиссеей» – хотя в 1984 году, когда книга вышла, эра интернета только зарождалась. Павича смело можно назвать одним из пионеров нелинейного нарратива.

Такой формат дарит удивительную свободу. Я ощущал себя соавтором: мне доверили самому собрать историю, как собирают пазл или игру в домино. Писатель лишь предоставил набор изысканных деталей. В предисловии Павич прямо предупреждает: «Каждый читатель сам сложит свою книгу в одно целое, как в игре в домино или карты, и получит от этого словаря, как от зеркала, столько, сколько в него вложит». Эти слова оказались пророческими. В процессе чтения понимаешь, что от собственной внимательности и воображения зависит, какую картину ты увидишь. Можно выстроить из фрагментов трагедию о гибели народа, а можно — детективное исследование со множеством загадок, или даже философский трактат о природе сна и реальности. Книга словно подстраивается под вопросы, которые ты ей задаёшь.

Две версии романа — мужская и женская — добавляют интриги. Я читал «мужскую» версию, но постоянно ловил себя на мысли: а что в той, другой? Отличаются они незначительно, всего одним небольшим фрагментом, но сам факт их существования рождает метафору двух снов на одну тему. Возможно, Павич заложил идею о дуальном восприятии мира: мужском и женском началах, которые по-разному интерпретируют одни и те же события. А может быть, это просто литературная шутка, приглашение перечитать роман ещё раз в поисках отличий. Как бы то ни было, подобное разделение — редкий случай в литературе, и оно подчёркивает общую мысль: у каждой истории может быть несколько вариантов, и истина не едина.

Помимо необычной формы, поражает язык Павича. Его слог насыщен метафорами и образами, порой напоминающими древние притчи или сновидения, записанные наяву. Читая, словно погружаешься в красочный калейдоскоп: то перед глазами встают соляные дворцы хазар, вырезанные в скалах и сияющие на солнце, то таинственные буквы, которые нельзя писать зрячим, ибо они несут смерть тому, кто их прочтёт. В одной статье словаря герои могут обсуждать богословские тонкости, а в следующей вдруг появится рассказ о демоне, крадущем чужие сны. Реальность и фантазия сплетены настолько тесно, что границы между ними растворяются. Вы словно плывёте по реке, где на поверхности — исторические факты, а в глубине — мифы и алхимия поэзии.

Стиль Павича атмосферный и философский. Он не описывает события в лоб, а скорее нашёптывает образы, из которых рождаются смыслы. Вместо прямого описания характеров – символы и аллегории: запах персикового дерева может рассказать о персонаже больше, чем страница прямых характеристик. Некоторые пассажи читаешь как поэзию в прозе, наслаждаясь звучанием слов и тайным эхом между строк. Например, в тексте встречается фраза «слёзы принадлежат Богу» – простая, но ёмкая мысль, за которой стоит целый пласт культурных аллюзий. Павич играет с языком, словно художник с красками, накладывая слой за слоем: библейские мотивы, восточные сказания, каббалистические термины, народные поверья. Каждый читатель может уловить свои отголоски знакомых легенд или увидеть новые, причудливые картины.

Эта образность не самоцель, а проводник к мыслям. Через метафоры автор размышляет о судьбе народа, о поиске Бога, о памяти и забвении. Например, яд, которым напоены страницы словаря (по легенде, один из экземпляров книги был отравлен), выступает не только как элемент сюжета, но и как символ опасности знания, способного убить неподготовленного. Сон, с которого всё началось, становится метафорой откровения: то, что приходит извне логики, из глубин подсознания, способно перевернуть историю целого народа. Благодаря такой многослойности книга читается на нескольких уровнях: и как фантастический приключенческий сборник, и как историко-филологический курьёз, и как философская притча.

Интересно, что в основу романа лёг реальный исторический эпизод — Хазарский каганат и загадка его выбора религии. Хазары жили в VIII–X веках на территории южной России, в междуречье Волги и Дона, контролируя торговые пути между Востоком и Европой. Это был уникальный перекрёсток культур: в их столице рядом уживались мечети, церкви и синагоги. Однако о них сохранилось немного свидетельств, и в массовом сознании этот народ скорее легенда, чем часть истории. Многие читатели, открывая книгу, впервые узнают, что задолго до крещения Руси существовало могущественное государство, где правители могли выбирать между разными верованиями.

Павич использует эту полузабытую страницу истории как холст для своего воображения. Конечно, «Хазарский словарь» — не учебник истории: автор свободно переосмысляет факты, придумывает целые пласты культуры хазар, их обычаи и мифологию, о которой историки даже не ведали. Но именно эта творческая свобода позволяет задуматься о судьбах народов. Исчезновение Хазарского каганата в романе окрашено мистикой — будто за то, что хазары изменили своей древней вере, небеса стёрли их имя с лица земли. Сквозь фантастику проступает реальная мысль: как хрупка память о целой цивилизации. Стоит её нитям оборваться, и будущие поколения будут гадать, было ли это царство наяву или только во сне.

Для современного русского читателя тема хазар резонирует особо. Ведь речь идёт о земле, на которой мы живём: на просторах нынешней России когда-то существовала эта тайна, о которой сейчас мало кто помнит. Роман заставляет ощутить преемственность истории — нашу связь с древними народами, чьи города буквально лежат под ногами, в пластах земли. Одновременно возникает чувство потери: сколько подобных «хазарских словарей» нашей истории мы так и не прочитали? Возможно, поэтому Павич называл свою книгу «учебником выживания» для малых народов. Судьба хазар служит метафорой для многих наций, затёртых между великими империями. И неслучайно читатели разных стран увидели в хазарах отражение собственной истории. Этот роман открывает ширму времени, напоминая: даже исчезнувший народ может обрести бессмертие, если о нём рассказать яркую историю.

После прочтения «Хазарского словаря» у меня осталось ощущение, будто я побывал на мастер-классе по образному мышлению. Книга не просто рассказала занимательную легенду — она заставила мой мозг работать иначе. Я чувствовал, как расширяются границы воображения: обычные рамки сюжета были раздвинуты, и я учился держать в голове сразу несколько версий одной истории. Это похоже на тренировку мышц, только вместо мышц — тренируется творческое восприятие. Переставая зависеть от линейного действия, начинаешь внимательнее относиться к деталям, к намёкам, искать скрытые связи. Каждая мелочь — имя, дата, сновидение — может оказаться ключом. Такой стиль чтения, навязанный романом, затем переносится и на другие области: начинаешь и в жизни замечать связность событий, символы там, где раньше прошёл бы мимо.

Редкая книга рождает именно творческий импульс, а не просто оставляет впечатление — «Хазарский словарь» как раз из их числа. Он учит, что литература может быть безграничной игрой ума, где читатель — такой же создатель, как и автор.

После неё я сидел допоздна, гуглил реальные факты про хазар, спорил с друзьями о смыслах финала (кстати, однозначного финала тут нет — каждый находит свой). Думаю, именно так выглядит идеальная интеллектуальная литература: она развлекает, обогащает знаниями, будоражит фантазию и побуждает мыслить шире.

«Хазарский словарь» Милорада Павича — больше чем роман. Это литературный феномен, смелый эксперимент, который давно уже стал классикой. Спустя десятилетия после выхода книга не утратила свежести — по-прежнему найдётся очень мало произведений, способных сравниться с ней по степени новаторства. Павич показал, что роман способен принять абсолютно любую форму — хоть словаря, хоть сновидения, — и от этого стать лишь интереснее. Конечно, такая необычная структура требует от читателя открытости и любопытства. Кто-то, возможно, бросит чтение, не сумев найти ниточку. Но тот, кто войдёт во вкус этой игры, будет щедро вознаграждён. В финале нет традиционной развязки, зато есть ощущение разгаданной тайны — или тайны, которая всегда будет манить чуть впереди, стоит только перечитать ещё раз.

Значение «Хазарского словаря» трудно переоценить. Он вдохнул жизнь в тему, которую редко вспоминают, и сделал её достоянием мировой литературы. Он объединил в себе Восток и Запад, прошлое и настоящее, науку и фантазию — словом, стал настоящей сокровищницей смыслов. Эта книга для меня — эталон того, как литература может расширять сознание. Прошли годы, а я всё ещё мысленно возвращаюсь к её страницам, нахожу новые интерпретации. Возможно, это и есть признак великой книги: она не заканчивается на последней странице, а живёт в тебе дальше.

Для кого эта книга

• Для любителей экспериментальной литературы: если вам нравятся нестандартные формы повествования, интеллектуальные игры со смыслом, этот роман вас покорит.

• Для ценителей истории и мифов: книга будет интересна тем, кто увлечён историческими загадками, средневековьем, религиозными легендами и культурными пересечениями.

• Для поклонников магического реализма и философской прозы: здесь вы найдёте глубокие метафоры, размытые границы между сном и явью, богатую почву для размышлений о жизни, вере и судьбе.

• Для ищущих вдохновения: творческие натуры — писатели, художники, мечтатели — могут почерпнуть из «Хазарского словаря» новые идеи и смелые подходы, ведь он демонстрирует, как необычно можно обращаться с формой и словом.

• Не рекомендуется тем, кто ценит в книгах исключительно динамичный, линейный сюжет без отвлечений: Павич требует терпения и открытого ума, готовности блуждать по тексту. Если же вы вооружены такой готовностью — вперёд, эта книга вас удивит.