Проводить больше времени вместе: в этом смысл жизни
О том, как совместные дела, разговоры и прогулки делают счастливыми папу и дочку.
Она растет и меняется так быстро, что едва я успеваю привыкнуть к милым выходкам одного рода, как она перерастает эти привычки. Еще в прошлом месяце она расставляла ровными рядами пластиковых животных, а сегодня этого нет. Сейчас она еще не умеет читать и просит прочесть сказку, а через полгода будет читать сама, в моем чтении уже не будет нужды.
Многие моменты, слова и улыбки — больше никогда не повторятся. И момент нужно ловить сейчас, каждый день, каждую совместную прогулку. Пока она не станет взрослой, а это случается внезапно и неизбежно.
Это то, почему мне нужно время с ней. Но ей время с нами нужно еще больше. Она учится жить, глядя на нас: ее мозг сейчас настроен считывать информацию из наших слов, действий, поступков, реакций, внешнего вида и тона. Из моего поведения складывается огромная часть будущей жизни человека. То, как она будет реагировать на сложности, насколько уверенной будет, как станет вести себя среди людей: всему этому она бессознательно, но абсолютно полностью учится у мамы и папы. И чем больше времени мы делаем что-то вместе, тем больше знаний и опыта она получает, и тем увереннее в себе становится.
Когда мы вместе — она может рассказывать, а мы — слушать. В три с половиной года она — интересный собеседник и глубокий человек. Ее сложно понять, как всякого взрослого. У нее можно учиться образу мышления, настойчивости, легкости и эмоциональности. Ее не волнуют мои переживания о работе, а значит, они не столь важны и для меня, ведь она знает толк в важных вещах. Например, сейчас это лягушки. Ничего нет серьезнее, осмысленнее, нужнее, чем словить лягушку и посадить в банку. Это придает существованию столько смысла, сколько сложно унести среднему взрослому. Но лягушки важны теперь и мне, а значит, что-то во мне кардинально меняется, когда я слушаю ее внимательнее.
Я боюсь, что она разлюбит лягушек. Боюсь, что наступит время, когда она станет безразлична к щекоткам, о которых сейчас просит вечерами, когда я очень устал и не хочу шевелиться. Не хочу верить, что когда-то что-то в нас с ней изменится так сильно, что мы не сможем играть в корабль. Сейчас мы плаваем на родительской большой кровати — там есть каюта (под одеялом, с фонариком) и парус (плед). Ника работает коком — готовит макароны. У нас во всех меню только макароны. Вокруг плавают акулы. Бывает шторм. Иногда мы причаливаем к островам с райскими птицами и фруктами.
И однажды мы не сможем играть в эту игру. По разным причинам взрослого мира. Что-то в нас станет таким, что вернуться к прежнему будет невозможно. Готовить невидимые макароны под одеялом будет казаться странным. Мы перестанем верить в шторм и акул. Я знаю, что однажды это случится. Помню, что минуты наши неповторимы.
Поэтому так важно быть чаще вместе, быть вместе максимально возможное количество времени: каждый день — один в своем роде, наверстать в будущем не получится, из этого времени строится ее внутренний мир. Пожалуй, это единственное по-настоящему значимое занятие и времяпровождение. Только в такие минуты время не утекает впустую.
Многие моменты, слова и улыбки — больше никогда не повторятся. И момент нужно ловить сейчас, каждый день, каждую совместную прогулку. Пока она не станет взрослой, а это случается внезапно и неизбежно.
Это то, почему мне нужно время с ней. Но ей время с нами нужно еще больше. Она учится жить, глядя на нас: ее мозг сейчас настроен считывать информацию из наших слов, действий, поступков, реакций, внешнего вида и тона. Из моего поведения складывается огромная часть будущей жизни человека. То, как она будет реагировать на сложности, насколько уверенной будет, как станет вести себя среди людей: всему этому она бессознательно, но абсолютно полностью учится у мамы и папы. И чем больше времени мы делаем что-то вместе, тем больше знаний и опыта она получает, и тем увереннее в себе становится.
Когда мы вместе — она может рассказывать, а мы — слушать. В три с половиной года она — интересный собеседник и глубокий человек. Ее сложно понять, как всякого взрослого. У нее можно учиться образу мышления, настойчивости, легкости и эмоциональности. Ее не волнуют мои переживания о работе, а значит, они не столь важны и для меня, ведь она знает толк в важных вещах. Например, сейчас это лягушки. Ничего нет серьезнее, осмысленнее, нужнее, чем словить лягушку и посадить в банку. Это придает существованию столько смысла, сколько сложно унести среднему взрослому. Но лягушки важны теперь и мне, а значит, что-то во мне кардинально меняется, когда я слушаю ее внимательнее.
Я боюсь, что она разлюбит лягушек. Боюсь, что наступит время, когда она станет безразлична к щекоткам, о которых сейчас просит вечерами, когда я очень устал и не хочу шевелиться. Не хочу верить, что когда-то что-то в нас с ней изменится так сильно, что мы не сможем играть в корабль. Сейчас мы плаваем на родительской большой кровати — там есть каюта (под одеялом, с фонариком) и парус (плед). Ника работает коком — готовит макароны. У нас во всех меню только макароны. Вокруг плавают акулы. Бывает шторм. Иногда мы причаливаем к островам с райскими птицами и фруктами.
И однажды мы не сможем играть в эту игру. По разным причинам взрослого мира. Что-то в нас станет таким, что вернуться к прежнему будет невозможно. Готовить невидимые макароны под одеялом будет казаться странным. Мы перестанем верить в шторм и акул. Я знаю, что однажды это случится. Помню, что минуты наши неповторимы.
Поэтому так важно быть чаще вместе, быть вместе максимально возможное количество времени: каждый день — один в своем роде, наверстать в будущем не получится, из этого времени строится ее внутренний мир. Пожалуй, это единственное по-настоящему значимое занятие и времяпровождение. Только в такие минуты время не утекает впустую.